Fais ce que doit, advienne que pourra

Карьера   |   English   |   Разное   |   Интересы   |   Публикации

Валерий Петрович Даниленко

Из истории становления

ономасиологического направления

в западноевропейской грамматике ХХ в.

(О. Есперсен и В. Матезиус)

Среди основателей ономасиологического направления в грамматике XX в. выдающееся место принадлежит Отто Есперсену (1860-1943) и Вилему Матезиусу (1882-1945) (1). Начиная со статьи «Несколько слов о сущности предложения» (1923) (2) В. Матезиус стал разрабатывать свою концепцию ономасиологической («функциональной») грамматики (3). С этого времени он внимательно следит за грамматическими исследованиями датского ученого. О. Есперсен определял ономасиологический подход к изучению языка как «синтаксис». Во втором томе своей «Грамматики современного английского языка», который впервые вышел в свет еще в 1914 г., он указывал: «Синтаксис - в том смысле, в каком он берется в этой книге, Рассматривает грамматические факты изнутри, т. е. со стороны их значения или означаемого. Он противопоставляется морфологии, которая рассматривает те же явления извне, со cтороны их формы» (4). В «Философии грамматики» (1924) О. Eсперсен стал связывать ономасиологический подход к изучении языка с точкой зрения говорящего, а семасиологический - точкой зрения слушающего. Разграничению этих точек зрении он придавал чрезвычайно большое значение, поскольку они предполагают различение двух видов речевой деятельности говорящего и слушающего. Без изучения этих видов деятельности, считал ученый, невозможно понять сущность языка «Сущностью языка является человеческая деятельность - деятельность одного индивида, направленная на передачу его мыслей другому индивиду, и деятельность этого другого, направленная на понимание мыслей первого. Если мы хотим понять природу языка и, в частности, ту его область, которая изучается грамматикой, мы не должны упускать из виду упомянутых двух людей - производящего и воспринимающего речь, назовем их проще - говорящим и слушающим» (5). Подобным образом подходил к интерпретации семасиологического («формального») и ономасиологического («функционального») подходов к изучению языка и В.Матезиус.

«Традиционный метод лингвистического исследования, - писал В.Матезиус, - может быть назван формальным в том смысле, что форма - как вещь известная - постоянно бралась за отправной пункт исследования, тогда как значение, или функция, формы рассматривалось как то, что должно быть обнаружено. Это явилось естественным следствием из факта, что филология долгое время основывалась главным образом на интерпретации старых текстов и, следовательно, делала точку зрения читающего своей собственной. Перенесенный в peальную жизнь формальный метод совпал с методом слушающего. В противоположность традиционной интерпретации форм современная лингвистика принимает значение, или функцию за свой отправной пункт и пытается обнаружить, какими средствами оно выражено. Это и есть точка зрения говорящего или пишущего, который должен находить языковые формы для того, что он хочет выразить» (6).

Методологические установки, связанные с разграничением семасиологического и ономасиологического подходов в грамматике, у О.Есперсена и В.Матезиуса, как мы видели, близки, однако реализованы они были в теориях ономасиологической грамматики во многом по-разному.

Мы будем исходить из следующих принципиальных соображений.

Как семасиологическая грамматика, так и ономасиологическая имеют структурный и функциональный аспекты. Мы можем выделить в конечном счете четыре типа грамматики - структурно-семасиологический, функционально-семасиологический, структурно-ономасиологический и функционально-ономасиологический. Методологическая структура полной грамматики может быть представлена следующим образом:

Структурно-семасиологическая грамматика изучает языковую систему с точки зрения слушающего (в направлении «речь - языковая система»). Функционально-семасиологическая рассматривает языковую систему в деятельности слушающего (в направлении «языковая форма - внеязыковое содержание»). Структурно-ономасиологическая грамматика исследует языковую систему с точки зрения говорящего (в направлении «внеязыковое содержание - языковая форма»). Наконец, функционально-ономасиологическая грамматика исследует функционирование языковой системы в речевой деятельности говорящего (в направлении «языковая система - речь»).

Структурный аспект ономасиологической грамматики у О.Есперсена представлен теорией понятийных категорий. Кроме последних, он выделял также «формальные» и «синтаксические» (или «функциональные») категории. Понятийные категории являются внеязыковыми, а формальные и синтаксические - языковыми. Формальные категории, по О. Есперсену,- результат объединения в одну группу таких средств языка, которыe имеют звуковое сходство. Синтаксические категории в первую очередь - результат обобщения ряда похожих значений. Исходя из этого, мы и приходим к тем или иным понятийным категориям. О. Есперсен писал: «Таким образом, синтаксические ( = семантические. - В. Д.) категории подобны двуликому Януcy, они обращены и к форме (звучанию. - В. Д.) и к понятию (внеязыковому содержанию. - В. Д.). Они находятся посредине и представляют собой соединительное звено между миром звуков и миром понятий» (7). Подчеркивая связь понятийных категорий с языком, О. Есперсен указывал далее: «Мы хотим понять языковые (грамматические) явления, а поэтому было бы неправильно приступать к делу, не принимая во внимание существование языка вообще, классифицируя предметы и понятия безотносительно к их языковому выражению» (8).

В качестве основных семантических («синтаксических») категорий О. Есперсен рассматривал в своих работах морфологические категории. В результате он приходил к определенным понятийным категориям (пола, количества, времени и т. п.) и соотносил эти последние с соответственными морфолого-ономасиологическими структурами английского языка. Если морфолого-семасиологические структуры представляют собой части речи как таковые, то в морфолого-ономасиологических структуpax мы имеем дело с присоединением к каждой части речи соответственных транспозиционных морфологических средств языка. Так, в состав субстанциальной структуры английского языка О. Есперсен включал не только существительные, но также и субстантивированные прилагательные (to separate the known from the unknown 'отделить известное от неизвестного'), cyбстантивированные глаголы (I saw him come 'Я видел, как он пришел'), субстантивированные адъективные местоимения (Hеre is your hat, but where is mine? 'Здесь ваша шляпа, а где моя?'), субстантивированные наречия (from now 'с того момента´) и т. д. (9).

В типологическом плане теорию понятийных категорий О. Есперсена развивал И. И. Мещанинов. Понятийная категория в типологическом исследовании выступает в качестве основы для объединения разноуровневых средств ряда языком «В инкорпорировании, - указывал в связи с этим И. И. Мещанинов, - атрибутивность выражается слиянием слов. В монгольских, самоедских и ряде других языков атрибутивность выражается местоположением» (10). Но и в одном языке, считал И.И. Мещанинов, понятийная категория должна объединять целую систему выразительных средств этого языка: «Всякое понятие, существующее в сознании человека, может быть передано средствами языка. Оно может быть выражено описательно, может в своей языковой передаче образовать в нем определенную систему. В последнем случае выступает понятийная категория. Она передается не через язык, а в самом языке, не только его средствами, а в самой его материальной части. Таким образом, не всякое передаваемое языком понятие является понятийной категориею. Ею становится такое понятие, которое выступает в языковом строе и получает в нем определенное построение. Последнее находит свое выражение в определенной лексической, морфологической или синтаксической системе..» (11). Становится понятным в связи с этим, почему О.Есперсен и И. И. Мещанинов были убеждены в универсальности понятийных категорий. В качестве таких категорий во всex языках выступают только те категории, которые имеют фундаментальное значение для говорящих на всех языках. Они не могут поэтому не иметь в них определенных средств выражения.

Функциональный аспект ономасиологической грамматики у О.Есперсена представлен теорией трех рангов. Если с помощью теории понятийных категорий он стремился показать, какие номинативные средства английского языка имеются в распоряжении говорящего для обозначения предметов, качеств и т.д., то с помощью теории трех рангов он пытался объясним, каким образом эти средства используются говорящим в процессе создания нового предложения (фразообразования). Ученый полагал, что говорящий совершает на протяжении этого процесса три рода операций. Первая из них направлена на выбор средств, служащих для обозначения наиболее конкретной идеи, которая отражает один из компонентов описываемой ситуации. Языковые средства, служащие для выражения этой, «первичной», идеи, относятся к средствам первого «ранга». Эти средства называются также «первичными». Вторая операция, совершаемая говорящим в акте фразообразования, направлена на отбор средств, выражающих более абстрактные идеи и служащих для конкретизации «первичных» идей. Языковые средства, связанные с этими, «вторичными», идеями, относятся к средствам второго «ранга». Эти средства называются также «вторичными». Третья операция в акте фразообразования предполагает отбор средств нового ранга. В состав этих средств входят единицы, выражающие «третичные» идеи. Они служат для конкретизации «вторичных» идей, хотя сами по себе обладают еще большим абстрактным содержанием, чем «вторичные» и тем более «первичные» идеи.

Цель теории трех рангов О. Есперсен видел в том, чтобы объяснить иерархические (стемматические) отношения в создаваемом предложении. В отличие от традиционной интерпретации этих отношений, мы находим у него «логическое» истолкование процесса стеммообразования. Суть этого истолкования состоит в том, чтобы исходить из разных степеней абстрактности того содержания, которое передается теми или иными членами предложения: «Логическую основу этой системы субординации составляет увеличивающаяся или уменьшающаяся степень конкретизации. Первичные слова более конкретны и употребляются применительно к меньшему числу явлений, а вторичные, в свою очередь, являются менее общими, чем третичные. Так, в a very poor widow 'очень бедная вдова' мы видим, что widow представляет собою наиболее конкретную идею; poor может быть отнесено к намного большему числу людей и вещей, чем widow; very, в свою очередь, указывает лишь на высокую степень... Widow более конкретно, чем poor, хотя а роor widow более конкретно, чем a widow; poor более конкретно, чем very, хотя very poor более конкретно, чем poor» (12).

Теория трех рангов в значительной мере согласуется с традиционным представлением об установлении грамматических зависимостей в предложении. Определение и сказуемое О.Есперсен рассматривал как вторичные члены предложения («адъюнкты»). Подлежащее в таком случае выступает в предложении как первичный член. Мы можем поэтому заключить, что О.Есперсен был сторонником субъектоцентрической теории фразообразования. Различие между атрибутивной связью («юнкцией») и предикативной связью («нексусом») в предложении он пояснял следующим образом: юнкция имеет место в сложном наименовании одного и того же понятия, в котором первичное слово выступает в качестве определяемого, а вторичное - в качестве определяющего; нексус, напротив, указывает на выражение двух понятий, при котором вторичное слово присоединяет нечто новое к тому, что уже было познано.

Третичные члены предложения соотносятся у О. Есперсена с обстоятельствами. Однако дополнения он относил к первичным компонентам предложения, поскольку они, как и подлежащие, могут конкретизироваться за счет вторичных членов предложения. Выходит в таком случае, что при построении предложений, которые имеют в своем составе подлежащие и дополнения, говорящий сначала держит в центре своего внимания объект, обозначаемый подлежащим, а затем - объект, обозначаемый дополнением. Подобная интерпретация процесса стеммообразования выглядит искусственной.

О. Есперсен в какой-то мере переосмыслил традиционную, субъектоцентрическую, теорию фразообразования. Он стал обращать внимание на степень абстрактности содержания, которое выражается тем или иным членом предложения. Третичные компоненты предложения при этом конкретизируют вторичные, а эти последние - первичные. Каждый член предложения, в свою очередь, может конкретизироваться за счет придаточных. Так, в предложениях That he will come is certain ‘То, что он придет, не подлежит сомнению' и I believe that he is dead ‘Я верю, что он мертв' придаточные части конкретизируют первичные компоненты, а в предложениях Tom has found the key that you lost yesterday ‘Том нашел ключ, который он потерял вчера’, When he comes, tell him to wait ‘Когда он придет, попроси его подождать’ и т. п. придаточные части конкретизируют соответственно вторичный и третичный члены предложения.

В. Матезиус высоко оценивал методологическую сторону грамматической системы О. Есперсена. Он, в частности, писал: «Проф. Есперсен уже не раз доказывал, что он хорошо понимает функциональную ( = ономасиологическую. - В. Д.) точку зрения и всегда с успехом на уровне современной науки использует сравнительный материал других языков» (13). Чешский ученый, вместе с тем, критически отнесся к книге О. Есперсена, в которой изложены основы ономасиологической грамматики английского языка (14). Главная претензия В. Матезиуса к этой книге состояла в указании на отсутствие в ней системообразующего начала: «Хотя книга Есперсена является весьма ценным собранием тонко подмеченных и тонко оцененных грамматических фактов, в ней все же нет анализа грамматической системы» (15).

Системообразующее начало в ономасиологической грамматике В. Матезиус связывал со своим истолкованием основных актов в речевой деятельности говорящего, направленной на создание нового предложения. Первый из этих актов он называл номинативным (он изучается в «функциональной ономатологии»), а второй - синтаксическим (он изучается в «функциональном синтаксисе»). Вот как он описывал данные акты: «Один из этих актов (номинативный. - В. Д.) заключается в том, что из конкретной или абстрактной действительности отбираются отрезки с той целью, чтобы, во-первых, именно на них сосредоточилось внимание будущего говорящего и, во-вторых, чтобы их удалось закрепить словарным составом языка, о котором идет речь. Второй (синтаксический – В.Д.) акт состоит в том, что языковые знаки, обозначающие отобранный отрезки действительности, вступают во взаимодействие друг с другом, в результате чего образуется органическое целое - предложение» (16). И далее читаем: «Если мы хотим дать полный и органический анализ системы выразительных средств, именуемой языком, то, несомненно, лучше всего это можно сделать на базе указанных основных актов» (17). Подобные высказывания мы обнаруживаем у В. Матезиуса и во многих других его работах (18).

Основы своей ономасиологической грамматики В. Матезиус изложил в книге, опубликованной уже после смерти ее автора (19). Эту книгу можно рассматривать как блестящий вариант ономасиологической грамматики, построенной на выделении oсновных фразообразовательных операций говорящего. В ономатологический раздел своей грамматики В. Матезиус включил три дисциплины - лексикологию, словообразование и морфологию. В каждой из этих дисциплин в своей яркой форме представлен структурный аспект ономасиологической грамматики, а в синтаксисе - ее функциональный аспект.

Задачи структурно-ономасиологической лексикологии связаны с систематизацией лексических средств изучаемого языка с точки зрения коммуникативных потребностей говорящего.

В. Матезиус не считал, что систематизация лексических средств языка в ономасиологии может производиться только в соответствии с задачами идеографии. Он полагал, что в основе такой систематизации могут лежать такие категории, которые выводятся из семантической структуры слова. В качестве таких категорий в его лексикологии выступают четыре компонента слова - вещественное содержание, символическая значимость, эмоциональный акцент и специфический привкус конкретного стиля. Каждый из этих компонентов передает некоторое внеязыковое содержание. В вещественном содержании отражаются объективные свойства обозначаемых вещей, а в трех других компонентах лексического наименования - субъективное отношение говорящего к объектам номинации.

Указанные компоненты лексической единицы В. Матезиус переводил в план соответственных содержательных категорий. Природа подобных категорий чрезвычайно абстрактна, но это не мешало В. Матезиусу использовать их в характерологическом изучении английского и чешского языков. Так, сопоставляя английский язык с чешским на уровне вещественного содержания слова, ученый приходил к выводам об отсутствии полного тождества между теми или иными словами данных языков, обозначающими однотипные явления. Это связано с тем, что нет и не может быть полного тождества между похожими вещами, с которыми имеют дело разные народы в определенные периоды времени. «Английские и чешские вещи, - писал В. Матезиус, - не всегда соответствуют друг другу, даже если слова, которыми они обозначаются, имеют однотипное значение» (20). Эту мысль ученый пояснял на сравнении таких реалий, как хлеб (английский хлеб обычно преснее чешского) и чай (англичане обычно пьют более крепкий чай, чем чехи) и т.д. При этом В. Матезиус видел основной источник лексико-семантических отличий между языками не столько в различных способах вербализации окружающей действительности, сколько в особенностях самой этой действительности.

В любом языке имеются слова, содержание которых ограничивается вещественным содержанием. Такие слова являются субъективно нейтральными (dveřе 'дверь', letěti 'лететь' и т. п.). Субъективно нейтральной лексике, по В. Матезиусу, противостоят субъективно окрашенные слова, содержание которых не ограничивается только вещественным компонентом. В содержание субъективно окрашенных слов может входить символический компонент. Сюда относятся слова, которые сохраняют свое переносное значение и вне контекста (ср. устойчивые метафоры proutek 'тростинка' и sirka 'спичка', называющие худощавую девушку),

В содержание субъективно окрашенных слов может входить эмоциональный акцент. В состав эмоциональных слов В. Матезиyc включал вульгаризмы и эвфемизмы. При этом он обратил внимание на объективные источники появления данных слов: «Многие явления сами по себе возбуждают у обыкновенно человека чувство неудовольствия, ибо они печальны, мучительны или отвратительны, и оттенок неудовольствия переносится на их наименование. Если мы хотим избежать этого, то употребляем эвфемизмы, то есть называем неприятный предмет не его собственным именем, а наименованием, которое из-за относительной новизны еще слабо срослось с данным предметом или которое только намекает на этот предмет» (21). В содержание субъективно окрашенных слов может входить специфический «привкус» конкретного стиля. Понятие «стиля языка» В. Матезиус употреблял в связи с речью той или иной социальной группы, которая может использовать особые слова для обозначения предметов, уже имеющих в языке субъективно нейтральные наименования. «Некоторые языковые наименования, - указывал В.Матезиус, - употребляются повсеместно, другие употребительны лишь в особом стиле языка, характерном либо для определенной территории, либо для известного возрастного или общественного слоя, для общности людей, объединяемых единством профессии, интересов, устремлений и т. д. Слова первого типа распространены повсеместно на территории данного языка, слова второго типа употребительны лишь в определенной среде, отпечаток которого явственно отражается на их специфическом привкусе» (22). В состав стилистически окрашенной лексики В. Матезиус включал фамильярные слова и просторечия, книжные слова и поэтизмы, а также жаргонизмы, профессионализмы, неологизмы и архаизмы (23).

В области словообразования В. Матезиус обращал внимание на то, что разные языки располагают часто неодинаковым объемом возможностей для наименования однотипных явлений действительности. Этим объясняется характерологическая направленность структурно-ономасиологических исследований B.Матезиуса в словообразовании. Сравнивая друг с другом чешский, немецкий и английский языки, В. Матезиус обнаружил, что эти языки располагают неодинаковым числом производящих основ для обозначения некоторых явлений действительности. Поясним это на примере производящих основ, образованных от cуществительных со значением «дом» и глаголов со значением «нести»:

Примеры показывают, что словообразовательные структуры, объединенные общим содержанием, являются своеобразными в разных языках. На месте нескольких словообразовательных гнезд в английском обнаруживается только одно в чешском. Подобным образом В. Матезиус указывал на характерные черты словообразовательной системы изучаемых языков.

Задачи структурного аспекта ономасиологической мopфoлогии связаны с систематизацией морфологических средств языка с точки зрения коммуникативных потребностей говорящего. В качестве отправных пунктов при этом выступают категории, выводимые либо из общеморфологических (частеречных) значений (субстанции, процесса, и т. п.), либо из частноморфологических (акцидентальных) значений (рода, числа, падежа и т. п.). В центре внимания В. Матезиуса были субстанциальные, атрибутивные и процессуальные морфолого-ономасиологические структуры. В состав субстанциальных структур входят не только существительные, но и другие части речи, подвергшиеся субстантивации, - прилагательные (a radical 'радикал', the poor 'бедный', English 'английский язык'), глаголы (a shave 'бритье', the find 'находка') и т. д.; в состав атрибутивных структур - не только прилагательные, но и другие части речи, подвергшиеся адъективации, - существительные (the evening radical paper 'вечерняя радикальная газета', a too London point of view 'слишком лондонская точка зрения'), глаголы (a non-stop flight 'безостановочный полет') и т. д.; в состав процессуальных сруктур - не только глаголы, но и другие части речи, подвергшиеся вербализации, - существительные (to eye 'смотреть', to snow-ball 'играть в снежки'), прилагательные (to un-English our language 'коверкать наш английский язык') и т. д.

Система частеречных ономасиологических структур опирается на иерархические отношения между категориями, лежащими в основе данных структур. Субстанцию В. Матезиус расценивал как предмет, процесс - как действие или состояние предмета, атрибут - как устойчивый признак предмета, обстоятельство - как признак признака либо акционального и статуального, либо атрибутивного. Несколько иную интерпретацию иерархических отношений между основными морфолого-ономасиологическими категориями мы находим у Е. С. Кубряковой (24). Как и В.Матезиус, она противопоставляет субстанцию (предмет) атрибуту, процессу, и обстоятельству, однако процесс она интерпретирует как временный признак предмета, а обстоятельство - как вневременный «приглагольный» признак предмета. Классификация Е. С. Кубряковой не согласуется с классификацией В. Матезиуса в истолковании обстоятельства, котоpoe чешский ученый справедливо соотносил не только с приглагольной позицией наречия в предложении, но и с его приадъективной позицией.

Большое внимание в «функциональной грамматике» В. Матезиуса уделено синтаксическим вопросам. В истолковании иерархических отношений между членами создаваемого предложения ее автор исходил в конечном счете из центральной роли грамматического субъекта. (25). Но в отличие от О. Есперсена, В. Матезиус не ограничивал свой синтаксис проблемами стемообразования. От истолкования отношений грамматической зависимости между членами предложения он переходил к учениям об установлении в предложении порядка слов и актуального членения.

В. Матезиус разработал учение о четырех факторах словорасположения. Первый из них - грамматический фактор. «Он состоит в том, что место, которое занимает определенный член в предложении, определяется его грамматической функцией, т. е. тем, является ли он подлежащим, определенным глаголом (сказуемым. - В. Д.), дополнением, приглагольным определением (обстоятельством. - В. Д.) и т. д.» (26). В чешском языке «грамматическим» является порядок «определение - подлежащее - обстоятельство - сказуемое - дополнение». Этот порядок типичен для многих других языков. Однако в некоторых случаях обнаруживаются определенные расхождения с ним. Так, во французском языке «грамматическим» является положение определения после подлежащего или дополнения. «Грамматическим» будет такой порядок слов в предложении, который типичен для данного языка. «Грамматически принцип, - указывал В.Матезиус, - означает только то, что определенный член предложения имеет свое определенное место в предложении, пока ему не препятствует другой принцип словопорядка. Грамматический порядок слов означает, таким образом, только нейтральный, т. е. общепринятый, порядок» (27).

Второй принцип, определяющий порядок слов в предложении, - ритмический. В. Матезиус связывал его с удобством в произношении. Местоименное дополнение ji, например, в предложении Ja bych ji bul půjči 'Я бы ему ее одолжил' удобнее произносить перед глаголом byl, чем после него (ср. Ja bych mu byl tu knihu půjčil 'Я бы ему одолжил эту книгу'). Действие ритмического фактора словопорядка в разных языках не одинаково. Оно, по мнению В. Матезиуса, сильнее в английском языке, чем в немецком. Этим объясняется, например, тот факт, что «предложное наречие» в английском языке более подвижно, чем в немецком (ср. Не took off his hat 'Он снял шляпу', He took it off 'Он снял ее' с Er nahm den Hut ab, Er nahm ihn ab). Ритмический фактор в английском языке может одержать верх над грамматическим. Сюда относятся случаи употребления сказуемого перед подлежащим в некоторых вводных конструкциях («The weather will change», said father '«Погода изменится», - сказал отец').

Третьим является принцип актуального членения. «Если мы будем исходить из отношения между говорящим слушающим, то увидим, что при последовательности „основа - ядро" говорящий действует с оглядкой на слушающего. Он исходит из того, что известно, и движется к тому, что неизвестно. Это так называемый объективный порядок. Такой порядок используется в спокойном повествовании: Byl jednou jeden král. A ten král měl dva syny 'Жил-был когда-то один король. И было у того короля два сына'. Конечно, возможен и противоположный порядок - „ядро - основа". Но это уже не спокойный, а взволнованный порядок. Говорящий спешит сообщить новое и только затем переходит к известным элементам, из которыx он собственно исходил. Это так называемый субъективный порядок. Ср.: A ten král měl dva syny и Dva syny měl král 'Два сына было у того короля'» (28).

Четвертым принципом, определяющим порядок слов в предложении, является принцип эмфазы. Под эмфазой В. Матезиус понимал подчеркивание смысла того или иного члена предложения. Эмфазу он отграничивал от усиления. Если в первом случае мы имеем дело с выделением смыслового содержания слова, то во втором - с усилением этого содержания. Усиление может производиться с помощью удлинения гласного в слове (Babička bydli da-aleko 'Бабушка живет далеко-о'), путем лексических повторов (Oh, she is very very sweet 'О, она очень, очень мила' и т. д.) (29). Эмфаза может производиться также с помощью различных средств - интонационных (Не wás angry 'Он был зол', Не was ángry 'Он был зол'), лексических (I do wish a drink 'Я очень хочу пить'), синтаксических (She is a clever woman, is Mrs. Smith 'Она очень умная женщина, госпожа Смит'). Эмфаза может производиться также путем изменения обычного положения слова в предложении. Так, определение в чешском языке обычно стоит перед определяемым существительным, но при эмфазе может находиться и после него: On nosí klobouk slameny 'Он носит шляпу соломенную'.

Имя В. Матезиуса получило всемирную известность в языкознании прежде всего благодаря разработанной чешским ученым теории актуального членения предложения. Эта теория явилась обобщением довольно большого научного опыта, накопленного в изучении «психологической» предикации. В числе предшественников В. Матезиуса обычно называют А. Вейля, Г. фон Габеленца, Г. Пауля, Ф. Вегенера, Г. Аммана и др. В. Матезиус исследовал проблемы актуального членения в тесной связи с проблемами словопорядка, но он не считал порядок слов единственным средством актуального членения. Другим таким средством он называл логическое ударение. Он отмечал, что порядок слов используется в качестве средства актуального членения более активно в чешском языке, чем в английском, поскольку в первом словопорядок более гибок, чем во втором. Напротив, в английском языке чаще, чем в чешском, для выражения актуального членения используется логическое ударение. Это позволяет говорящим применять один и тот же словопорядок, соответствующий грамматическому принципу словорасположения, при выражении различного актуального членения.

В. Матезиус следующим образом определял основные понятия актуального членения: «Мы можем сказать, что то, о чем мы нечто утверждаем, является основой высказывания, или темой, а то, что мы об основе утверждаем, является ядром высказывания, или собственно высказыванием» (30). В том случае, когда мы имеем дело с начальным предложением в тексте, возникает проблема разграничения основы и ядра высказывания.

Первоначально В. Матезиус исходил только из контекстуального критерия, служащего для разграничения основы и ядра высказывания. Этот критерий может быть назван также критерием слушающего, поскольку он связан с учетом говорящим степени информированности слушающего о содержании сообщаемого через контекст, предшествующий данному высказыванию. Исходя из данного критерия, В. Матезиус интерпретировал начальные предложения в тексте как ядерные (монорематические). В статье «О так называемом актуальном членении предложения» (1939) он расценивал предложение Byl jednou jeden král 'Жил-был когда-то один король' как монорематическое: «С точки зрения актуального членения, это предложение можно рассматривать как нерасчлененное высказывание, ибо оно содержит собственное ядро высказывания с сопутствующими словами» (31).

В последней работе В. Матезиус вводит новый критерий отграничения основы и ядра высказывания - критерий говорящего (32). Он связан с особенностями психической деятельности говорящего, направленной на отражение в его сознании описываемой ситуации (поэтому этот критерий можно назвать также ситуативным). Сущность данного критерия В. Матезиус пояснял следующим образом: «Ведь оно (предложение Byl jednou jeden král – В.Д.) начинается с ничего, поэтому мы не можем здесь указать на что-либо как на нечто известное, тут мы очень часто предугадываем из целого комплекса представлений одно как данное - как представление, которое легко возникает в сознании и из которого мы исходим. . . В предложении Na břehu jezera stál hoch 'На берегу озера стоял мальчик'. . . все новое, но из этого комплекса новых фактов břeh jezera предугадывается как нечто данное, легко всплывающее в сознании» (33). В. Матезиус, таким образом, определял основу высказывания и как известное, исходя из контекстуального критерия, и как данное, исходя из ситуативного критерия.

Введение ситуативного критерия не означает, что В. Матезиус отказался от выделения монорематических предложений. Он интерпретировал как монорематические такие предложения, где основа высказывания не получает языкового оформления, хотя она и подразумевается говорящим. Слушающий легко восстанавливает ее, исходя из речевой ситуации. К таким предложениям ученый относил надписи на визитных карточках, указания на авторов книг, картин и т. п. («Если мы видим картину и в ее углу имя „Л. Куба", то такая надпись для нас однозначна. Она обозначает: „Автором этой картины является Л. Куба"») (34) и безглагольные предложения типа Прекрасная идея!», «Бессмыслица!».

Наряду с монорематическими, В. Матезиус выделял также и монотематические предложения: «Мы можем представить себе, что ученик приходит из школы и начинает со слезами: ,,Пан учитель…", но дальше, из-за плача не может ничего оказать. Это предложение - фрагмент предложения, которое стало одночленным потому, что выражение второго члена стало невозможным. Оно содержит только основу высказывания. С лингвистической точки зрения этот тип в целом не интересен» (35).

Итак, рассмотренные нами концепции ономасиологической грамматики в общем плане совпадают: обе они имеют структурный и функциональный аспекты (первый из них связан с номинативной деятельностью говорящего, осуществляемой в направлении «внеязыковое содержание - языковая форма», а второй - с актуализациоипой деятельностью говорящего, которая осуществляется в направлении «языковая система - речь»). Структурный аспект ономасиологической грамматики представлен у О. Есперсена в теории понятийных категорий, а у В. Матезиуса - в «функциональной ономатологии». В свою очередь функциональный аспект ономасиологической грамматики получил разработку у О. Есперсена в теории трех рангов, а у В.Матезиуса - в «функциональном синтаксисе». Основные отличия между ономасиологическими концепциями О. Есперсена и В. Матезиуса связаны с тем, в какой степени они учитывают структуру грамматической деятельности говорящего. Первая из них учитывает ее в меньшей степени, а вторая - в большей. Вот почему мы обнаруживаем у О. Есперсена в теории понятийных категорий лишь те ономасиологические категории, которые соотносятся главным образом с морфологическими средствами языка, тогда как у В. Матезиуса в «функциональной ономатологии» разграничивается три рода грамматической деятельности говорящего – лексический, словообразовательный и морфологический. Каждый из них связан с отбором говорящим соответственных номинативных средств, служащих для создания новых слов и предложений. Не статочно детализирован у О. Есперсена и синтаксический период фразообразования. Его теория трех рангов учитывает лишь тот период в синтаксической деятельности говорящего, который связан с установлением иерархических отношений между членами создаваемого предложения. «Функциональный синтаксис» В. Матезиуса между тем учитывает не только данный neриод в актуализационной деятельности говорящего, связанной с объединением соответственных номинативных единиц в предложении, но также и два новых периода в этой деятельности. Первый из них направлен на установление порядка слов в coздаваемом предложении, а второй - на его актуальное членение.

1. Об истории ономасиологического направления в западноевропейской грамматике в целом см.: Даниленко В. П. Ономасиологическое направление в истории грамматики // Вопросы языкознания. 1988. № 3, С. 108-131.

2. Mathesius V. Několik slov о podstate věty // Mathesius V. Čeština a obecny jazykozpyt. Praha, 1947. S. 224-232.

3. Подробнее см.: Даниленко В. П. Ономасиологическая сущность концепции функциональной грамматики Вилема Матезиуса // Филологические науки. 1986. № 1. С. 62-66.

4. Jespersen О. Modern English Grammar. Copenhagen, 1914. Vol. 2.

5. Есперсен О. Философия грамматики. М., 1958. С. 15.

6. Mathesius V. Nové proudy a směry v jazykovednem badání // Z klasickeho období Pražske školy 1925-1945. Praha, 1972. S. 12.

7. Есперсен О. Философия грамматики. С. 60.

8. Там же.

9. Jespersen О. Essensials of English Grammar: 2ed. London, 1943. P. 82.

11. Мещанинов И. И. Члены предложения и части речи. Л., 1978.

Мещанинов И. И. Понятийные категории в языке // История coветского языкознания: Хрестоматия /Сост. Ф. М. Березин. М., 1981.

12. Jesреrsen О. A Modern English Grammar on Historical Prinples. Copenhagen, 1914. Vol. 2. P. 3.

13. Матезиус В. О системном грамматическом анализе // Пражский лингвистический кружок / Под ред. Н. А. Кондрашова. М., 1967. С. 227.

14. Jespersen O. Esscnsials of English Grammar.

15. Матезиус. В. О системном грамматическом анализе.

16. Там же.

17. Там же.

18. Подробнее см.: Даниленко В. П. Ономасиологическая сущность концепции функциональной грамматики Вилема Матезиуса // Филологические науки. 1986. № 1. С. 62-66.

19. Мathesius V. Obsahový rozbor současne angličtiny na zakladě obecně lingvistickém. Praha, 1961.

20. Ibid. S. 58.

21. Матезиус В. Язык и стиль // Пражский лингвистический кружок / Под ред. Н. А. Кондрашова. М., 1967. С. 458.

22. Ibid. S. 460.

23. Подробнее см.: Ibid. S. 461-463.

24. Кубрякова Е. С. Части речи в ономасиологическом освещении. М., 1978.

25. Подробнее см.: Danilenko V. On the Realation between Subject-Centred and Predicate-Centred Theories of Sentence-Forming (V. Mathesius and L. Tesnière) // Philologica Pragensia. 1988. Vol. 1. P. 30-36.

26. Mathesius V. Obsahový rozbor Současne angličtiny na zakladé obecně lingvistickém. S. 181.

27. Ibid.

28. Ibid. S. 192.

29. Ibid. S. 92.

30. Ibid.

31. Матезиус В. О так называемом актуальном членении предложения. С. 240.

32. Mathcsius V. Obsahový rozbor Současne angličtiny na zakladě obecně lingvistickém.

33. Ibid. S. 92.

34. Ibid. S. 94.

35. Ibid.

// Из истории науки о языке. Памяти профессора Ю.С.Маслова /

Под ред. Л.В.Сахарного. – Санкт-Петербург, 1993. – С.69-84

© Valery Vron 2002