 | ||
|
Fais ce que doit, advienne que pourra | ||
|
Карьера | English | Разное | Интересы | Публикации | ||
|
|
Валерий Петрович Даниленко Структура лексико-семантического поля цели в ономасиологическом освещении 1. “Суть…ономасиологических исследований, - писали М.А.Бородина и В.Г.Гак, - состоит в изучении того, как в языке обозначается одно понятие. Поскольку чаще всего понятие обозначается разными словами, ономасиологические исследования выводят нас к исследованию лексической группы слов, близких по значению”1. Подобные группы слов, как известно, часто называют лексико-семантическими полями (ЛСП). В настоящей статье предпринята попытка ономасиологического подхода к ЛСП цели. В связи с тем, что целевое значение охватывает огромное число лексических единиц, в данной работе предлагается только структурно-типологическая характеристика ЛСП цели, которая может быть представлена в самой абстрактной форме следующей схемой:
Схема показывает: 1) ЛСП цели существует в абстрактной и конкретной разновидностях; 2) между абстрактными и конкретными ЛСП цели имеется структурное сходство; 3) абстрактное ЛСП цели составляет ядро этого поля; 4) к ядерной, или собственно целевой, лексике примыкает ближайшая периферия ЛСП цели, которая включает пред-, син-, и постцелевую лексику; 5) собственно целевая лексика и ближайшая периферия ЛСП цели обрамляются дальнейшей периферией ЛСП цели, которая включает пред-, син-, и постцелевую лексику. 2. Поскольку изучение речевых средств, обслуживающих конкретные целевые значения, зависят от степени изученности абстрактно-целевой лексики, остановимся сначала на предварительном ограничении абстрактно-целевой и конкретно-целевой лексики. Ограничение абстрактного ЛСП цели от конкретного связано с учетом способности слова выражать общее целевое значение абстрактно от индивидуального целевого значения: абстрактно-целевая лексика (цель, самоцель, целевой, в целях, чтобы и др.) обладает способностью обозначать “чистую” цель, а конкретно-целевая лексика не обладает такой способностью. Поясним это на примерах. В предложении “Это общее отношение – отношение цели, средства и результата – является непосредственным предметом настоящей работы” (Н.Н.Трубников) словом “цель” выражено общее (категориальное, философское) значение цели. Оно обладает способностью обозначать “чистую” цель, цель вообще, любую цель. Такой способностью не обладают слова, которые приобретают целевое значение только за счет особых контекстуальных средств. Так, глаголы “видеть, слышать, знать, порадоваться” и т.п. сами по себе не обладают целевым значением. Они приобретают способность выражать конкретные целевые значения при поддержке союза “чтобы”. Совокупность лексических средств, приобретающих способность обозначать индивидуальные цели за счет контекста, составляют конкретное ЛСП цели. В качестве контекстуальных средств, которые позволяют нецелевым лексическим единицам переходить в разряд целевых выступает собственно целевая лексика: чтобы видеть, слышать, знать, порадоваться и т.д., ради денег, славы, справедливости и т.д., ставить цель поступить в университет, выйти замуж, отстоять товарища и т.д. Конкретно-целевая лексика, таким образом, зависит от абстрактно-целевой. Состав абстрактной ядерно-целевой лексики в русском языке сравнительно узок: 1) существительные: цель, самоцель, целенаправленность, целесообразность, целеустремленность; 2) глаголы: целить, целиться вместо “ставить цель”, “иметь цель”; 3) прилагательные: целевой, целенаправленный, целесообразный, целеустремленный; 4) наречия: целенаправленно, целесообразно; 5) предлоги: для, ради, за (хлебом), по (воду), к (делу), а также: в целях, с целью; 6) союзы: чтобы, дабы, только бы, лишь бы. Особенность несубстантивной целевой лексики состоит в том, что она выступает в качестве маркеров для выражения конкретных целевых значений: целевая аспирантура, для блага, чтобы узнать. В центре абстрактно-целевой лексики стоит слово “цель”2. Значение этого слова выступает в качестве организующего начала ЛСП цели в целом. Содержание понятия “цель” было и остается предметом изучения целого комплекса наук – биологии, психологии, культурологии. Философская наука обобщает выводы частных наук в области изучения этой категории. В истории философии и науки в целом представлено три основных точки зрения на категорию “цель”: 1) универсалогическая, согласно которой, носителем цели является любой объект; 2) биологическая, согласно которой носителем цели является любой живой организм; 3) антропологическая, согласно которой носителем цели является только человек Самым основательным сводом историко-научных и современных представлений о категории “цель” до сих остаются книги М.Г.Макарова3, где признается биологическая точка зрения. Исходя из этой концепции, семантическая структура слова “цель” в его категориальном употреблении может быть представлена в следующем виде:
Схема показывает, что семантическая структура слова “цель” является двухступенчатой, что связано с тем, что вторая сема (предвосхищенность) конкретизируется внутренними семантическими компонентами (результативность и деятельность). Как “органичность”, так и “результативно-деятельная предвосхищенность” не являются абсолютно неподвижными: смысловая широта каждой семы может расширяться до отражения признаков любой цели и сужаться до отражения признаков отдельных целей. Эта подвижность семантической структуры слова “цель” лежит в основе самого широкого лексико-семантического варьирования целевого значения. По степени абстрактности и виду носителей цели лексико-семантические варианты слова “цель” могут быть разбиты прежде всего на четыре группы: 1) обозначающие цель вообще, т.е. цель любого живого организма: “Ценность, как и цель, содержит в себе момент направления, стремления к ней” (М.Г.Макаров); 2) обозначающие цель растений: “Только изучив законы о жизни, только подметив или выпытав у самого растения, какими путями оно достигло своих целей, мы в состоянии направить его деятельность к своей выгоде” (К.А.Тимирязев); 3) обозначающие цель животных: “Те животные, которые не справляются с решением усложненного варианта задачи, в принципе могут строить иерархические планы, но лишь в том случае, если цель, которую они стремятся достигнуть, находится в сфере досягаемости их органов чувств” (Е.Н.Панов); 4) обозначающие цель людей: “Потеряв цель и надежду, человек с тоски обращается нередко в чудовище” (Ф.М. Достоевский) 3. “Поля, - писал О.Духачек, - состоят из ядра, представленного термином (или терминами), наиболее широко употребляющимися для выражения данного понятия, и несколько областей, из которых одни могут располагаться в непосредственной близости к ядру (в нашей работе – ближайшая периферия ЛСП цели – В.Д.), а другие – на периферии поля (в нашей работе – дальнейшая периферия ЛСП цели – В.Д.)”4 Нетрудно заметить, что в зону целевой семантики вовлекаются такие значения, которые обслуживаются словами “замысел, план, задача, намерение” и др. Возникает вопрос: на какой основе описывать структуру ближайшей периферии ЛСП цели? В качестве такой основы может служить диалектика. В самом деле, динамический характер лексического значения слова обусловлен динамикой реалии, отражением которой оно является. Так, переход значения “цель” в значение “план” (слова “цель” в слово “план”) обусловлен переходом цели-реалии в план-реалию. Переход одного лексического средства в другое, обусловленный переходом референтов, есть диалектический процесс. Источником этого перехода является противоречие внутри слова: оно есть единство и борьба противоположностей, разрешение которой осуществляется либо в сторону одной из них, либо в сторону другой. Так, значение слова “цель” есть единство и борьба целевого и нецелевого компонентов этого значения. В этом случае, если количество первого компонента уменьшается, значение слова “цель” возвращается к значению слова “замысел”. В том случае, если количество целевого компонента в значении слова “цель” увеличивается, оно развивается в значении слова “план”. От количественного соотношения целевого и нецелевого компонентов, таким образом, зависит качество значения. Как было отмечено, содержание целевого компонента составляют “органичность” и “деятельностноречевая предвосхищенность”. Минимум целевого значения выражаются словом “идеал”. В самом деле, это слово обозначает зарождающуюся цель, для осуществления которой недостаточно жизни и степень предвосхищенности результата деятельности в которой является минимальной. Увеличение целевого содержания в семантике слова “идеал” ведет к переходу этого слова в слово “мечта”, в смысловой структуре которого целевой компонент возрастает: мечта может перерасти в замысел, а замысел - в цель. Иначе говоря, для осуществления мечты может быть уже достаточно жизни и образ результата будущей деятельности в ней более рельефен, чем в идеале. Подобным образом описывается механизм перехода значения “мечта” в значение “замысел”, значения “замысел” в значение “цель”, где представлено именно то соотношение целевого и нецелевого компонентов, которое и фиксируется словом “цель”. Слова “идеал-мечта-замысел”, таким образом, составляют ближайшую предцелевую периферию ЛСП цели. Поскольку целевой компонент в семантике слов анализируемой группы слов может не только побеждать нецелевой, то наряду с переходами “идеал-мечта-замысел-цель” представлены также и переходы: идеал-утопия, мечта-греза, замысел-химера. В этих переходах фиксируется бесперспективность целевых компонентов - утопия, греза, химера не переходят в цель. Поскольку и в них имеется целевой компонент, хотя и не способный к развитию, эти слова также должны быть включены в состав ближайшей предцелевой периферии ЛСП цели. Отмеченные слова (идеал, утопия, мечта, греза, замысел, химера) являются базовыми, т.е. возглавляют слова, производные от них (например: мечтать, мечтательный, мечтательно), но в сферу ближайшей предцелевой периферии ЛСП цели входят не только производные от них: в области семантики слова “замысел” в русском языке оказываются такие слова как “проект”, “задумка”, “идея” (У меня есть идея!), “мысль” (Вот это мысль!). Очевидно, различия между ними следует провести в двух планах: собственно семантическом и стилистическом. В собственно семантическом плане оказывается, что они отличаются друг от друга по степени значительности целевого компонента (проект - значительный замысел; например: проект строительства). Этот же семантический подвесок характерен и для слов “идея”, “мысль” в целевых значениях. Задумка, напротив, - незначительный замысел, или, по крайней мере, еще не дотянувший до него. В стилистическом отношении оказывается, что слово “проект”, в силу его неполного обрусения, обладает книжным оттенком, тогда как “задумка, идея, мысль” - разговорным. В зоне собственно целевой семантики фигурируют слова “миссия, предназначение(назначение), смысл”, составляющие ближайшую синцелевую периферию ЛСП цели. Периферийный характер этой группы объясняется выходом за пределы собственно целевой семантики: количественное соотношение целевого и нецелевого компонентов в их семантике сдвинуто в сторону предцелевой лексики: миссия (пролетариата), предназначение или назначение (поэта), смысл (жизни). Кроме того, у слова “назначение” есть такие лексико-семантические реализации, в которых сема “органичность” вытесняется семой “неорганичность”: назначение стола, рукоятки, книги и т.д. Важно отметить также, что слова “миссия, предназначение, смысл” имеют книжную стилистическую коннотацию, тогда как слово “назначение” менее книжно (ср.: назначение и предназначение поэта, цель и смысл жизни). Диалектической противоречивостью объясняется переход собственно целевой семантики в постцелевую: развитие целевого компонента в значении “цель” приводит к переходу его в значение “план”, “задача”, “намерение”. Постцелевая лексика имеет в своей смысловой структуре такую степень развития целевого содержания, которая снимает целевое значение как собственно целевое: в плане, задаче, намерении цель реализуется. Осуществленное намерение (как последняя эманация цели) переходит в результат. Так, зарождение, становление, существование, развитие и исчезновение целевого значения в русском языке фиксируется ключевым рядом слов: идеал-мечта-замысел-цель-план-задача-намерение-результат. 4. Последний переход (намерение-результат) свидетельствуют о связи ЛСЛ цели с дальнейшей периферией этого поля, включающей свою предцелевую, синцелевую и постцелевую лексику, которая отражает причину, средство и результат целесообразной деятельности. Структура дальнейшей периферии ЛСП цели чрезвычайно сложна. В настоящей работе ограничимся следующей схемой дальнейшей периферии целевой лексики.
Как показывает история науки, особенно тесной является связь целевой лексики с ЛСП причины целесообразной деятельности. Многовековой спор между телеологами и детерминистами на семантическом языке может быть объяснен следующим образом: телеологи расширяли концептуальную зону цели за счет смысловой зоны причины, а детерминисты - наоборот: расширяли последнюю за счет первой. Подвижность причины и цели объясняется переходом, с одной стороны, причины в цель, а с другой - цели в причину: “...Цель не только пускает действие, но и продолжает стимулировать духовные и физические усилия человека на протяжении всего процесса”5. Диалектическим является также и характер отношений между целью, результатом и средством: осуществленная цель становится результатом, который может стать одним из компонентов средства для осуществления новой цели. Вместе с тем переход цели в средство (через результат) может и не осуществляться. В этом случае, говорящий фиксирует целевое значение словом “самоцель”, поскольку самоцель есть цель, не переходящая в средство осуществления новой цели. 5. Абстрактная целевая лексика и ее периферия не исчерпывают языковых средств для выражения целевых и близких с ними значений. Как было отмечено вначале, конкретные целевые значения передаются не только с помощью абстрактной, но также и конкретной целевой лексики при поддержке первой. Своеобразие абстрактно-целевой лексики состоит не в том, что она не способна чередовать, конкретные целевые значения, а в том, что она, в отличие от конкретно-целевой, способна сохранять абстрактное целевое значение вне контекста, иначе говоря, на уровне языковой системы целевая лексика ограничивается абстрактным ЛСП цели. Положение меняется, если мы обращаемся к уровню лексико-семантических вариантов слова: только на этом уровне мы имеем дело с конкретно-целевой лексикой. Для обозначения отдельных целей в распоряжении говорящего имеется широчайший диапазон лексических средств, маркируемых в качестве целевых показателей абстрактно целевой лексики. Типичным предсубстантивным целевым маркером является предлог “для” (для изучения, открытия, жизни и т.д.), а также предглагольный целевой союз “чтобы”. По конструкции “целевой союз “чтобы” + инфинитив” можно судить о структуре конкретно-целевой лексики. В нее входят инфинитивы, обозначающие действия: 1) биофизические: уйти, побродить, зевнуть, повернуться, сесть, встать, уползти, лечь, прыгнуть, поесть, попить, согреться и т.д.; 2) психические: посмотреть, услышать, понюхать, почувствовать, выполнить, порадоваться, погрустить, подумать и т.д.; 3) культурные: испахать, сварить, построить, обожествить, помолиться, исследовать, изучить, написать, сказать, сотворить, бойкотировать, восстать и т.д. В разряд конкретно-целевых глаголов входят слова, обозначающие действия, которые могут быть предметом цели. Понятно, что большая часть глаголов обозначают действия, которые могут стать предметом цели. Исключения составляют глаголы, обозначающие действия, которые не могут или, как правило, не могут быть таковыми: забрезжить, поблекнуть, замшеть, зарябить. Нетрудно заметить, что сюда входят глаголы обозначающие действия, которые недоступны живым организмам. Поскольку таких действий очень мало, группа глаголов, не способных выражать конкретное целевое значение, составляет мизерное количество. Подобным образом обстоит дело и с субстантивами: в смысловую зону цели не могут входить существительные, представление о которых не может выступать в качестве целевой модели: землетрясение, вулкан, метель, засуха и т.п. Конкретизирующее целевое значение осуществляется не только глаголами и существительными, но данные части речи составляют основу конкретно-целевого значения. Так, в предложении “Умственное спокойствие покупается ценой нравственного достоинства” (Д.И.Писарев) обнаруживается компонент цели (умственное спокойствие), который расчленяется на существительное, несущее основное целевое значение (спокойствие) и прилагательное, выступающее в функции конкретизатора цели (умственное), а также компонент средства (покупается ценой нравственного достоинства), который подразделяется на компонент деятельности (покупается) и компонент орудия (ценой нравственного достоинства), где “ценой” выступает как носитель основного орудийного значения, а зависимые от него словоформы несут дополнительное конкретизирующее значение орудия целесообразной деятельности. Понятно, что подобный анализ может быть распространен не только на те предложения, которые выражают целевые и связанные с ними значения, но для этого необходимо выявить состав и структуру понятийных категорий русского языка, важнейшее место, среди которых принадлежит категории “цель”. Литература: 1. Бородина М.А., Гак В.Г. К типологии и методике историко-семантических исследований. Л., 1979, с.83. 2. Караулов Ю.Н. Общая и русская идеография. М., 1976, с. 29. 3. Макаров М.Г. Категория “цель” в домарксистской философии. Л., 1974. Категория “цель” в марксистской философии. Л., 1977. 4. Макаров М.Г. Категория “цель” в марксистской философии. Л., 1977, с. 21. 5. Макаров М.Г. Отражение становления категории цели и развития языков // Уч. зап. Тартусского ун-та, тр. по философии. Вып. 334, № 17, Тарту, 1974. | |
|
Учеба: | ||
|
Галереи: | ||
|
Коллеги: | ||
|
Полезное: | ||
|
| ||
|
© Valery Vron 2002 | ||
