Fais ce que doit, advienne que pourra

Карьера   |   English   |   Разное   |   Интересы   |   Публикации

В.П.Даниленко

Еще раз о грамматическом статусе лексикологии

О грамматическом статусе лексикологии мне приходилось писать неоднократно (см., напр. 1-2), но отсюда вовсе не следует, что в результате вопрос о включении лексикологии в число грамматических дисциплин сдвинулся с мёртвой точки. Общепринятой остаётся точка зрения, в соответствии с которой лексикология противопоставляется грамматике. Настоящая статья - новая попытка, во-первых, привлечь внимание исследователей к обсуждаемому во-просу, во-вторых, объяснить живучесть традиционного подхода к его решению и, в-третьих, обосновать необходимость его пересмотра.

Живучесть традиционного взгляда, в соответствии с которым лексикология не включается в состав грамматических дисциплин, объясняется историографически. На установление традиционных представлений о дисциплинарной структуре грамматики решающее влияние оказала александрийская филология. В "Грамматическом искусстве" Дионисия Фракийского и "Синтаксисе частей речи" Аполлония Дискола лексикологии не нашлось места. Бесспорный грамматический статус в европейском языкознании в дальнейшем приобрели только две дисциплины - морфология и синтаксис. В Новое время мы обнаруживаем новых претендентов на грамматический статус. Так, авторы знаменитой грамматики Пор-Рояля (1660) сочли необходимым включить в свой учебник не только морфологию и синтаксис, но и фонетику. Последнюю мы нередко находим и в современных грамматиках (напр., в академических грамматиках русского языка). В современных грамматиках, кроме морфологии и синтаксиса, как правило, присутствует и словообразование, процесс отчленения которого от морфологии длился в нашей науке чрезвычайно долго - приблизительно со второй половины XVIII в. до середины ХХ. Что же касается лексикологии, то и до сих пор подавляющее большинство лингвистов ничуть не сомневается в отсутствии у неё грамматического статуса (о становлении дисциплинарной структуры грамматики в Европе см. подр. в 3).

Вопрос о включении лексикологии в грамматику забрезжил на лингвистическом горизонте в начале ХХ в. За положительное его решение в это время выступили два светоча лингвистической мысли - Иван Александрович Бодуэн де Куртенэ и Фердинанд де Соссюр. Первый из них, в частности, писал в 1904 г.: "Лексикология, или наука о словах, как отдельная ветвь грамматики (курсив мой - В.Д.) будет творением ХХ в." (4;396).

В свою очередь Ф. де Соссюр в седьмой главе своего "Курсе общей лингвистики" (1916), названной "Грамматика" и её разделы" писал: "Наше определение не согласуется с тем более узким определением, которое обычно даётся грамматике. В самом деле, под этим названием принято определять морфологию и синтаксис, а лексикология - иначе, наука о словах - из грамматики исключается вовсе" (5;167). А на следующей странице мы читаем "┘логично ли исключать лексикологию из грамматики? На первый взгляд может показаться, что слова, как они даны в словаре, как будто бы не поддаются грамматическому изучению, объектом которого обычно бывают отношения между отдельными единицами. Но сразу же мы замечаем, что многие из этих отношений могут быть выражены с равным успехом как грамматическими средствами, так и словами" (там же. - С.168). Для подтверждения своей мысли Ф. де Соссюр приводит, между прочим, пример, из русского языка, где грамматическая категория вида может выражаться не только собственно грамматическими, но и лексическими (супплетивными) средствами (сказать - говорить).

И.А.Бодуэн де Куртенэ и Ф. де Соссюр сделали лишь первый шаг к положительному решению вопроса о грамматическом статусе лексикологии. Первый из них лишь теоретически провозгласил лексикологию "отдельной ветвью грамматики", а другой попытался обосновать необходимость её включения в состав грамматики на примере супплетивных способов выражения грамматических категорий в разных языках. Кроме того, Ф. де Соссюр полагал, что лексикология естественных образом вольётся в грамматику, если последняя будет члениться на два раздела - теорию ассоциаций и теорию синтагм (5;169).

Если И.А.Бодуэн де Куртенэ и Ф. де Соссюр лишь теоретически поставили вопрос о необходимости включения лексикологии в грамматику, то Вилем Матезиус и Лео Вайсгербер на практике ввели лексикологию в свои грамматики (6-7). При этом они исходили из разных оснований: первый исходил из периодизации речевой деятельности говорящего, а другой - из полевого подхода к организации языковой системы.

Принцип языкового поля Л.Вайсгербер считал межуровневым. Во всяком случае, он распространял его на четыре грамматических дисциплины - лексикологию, словообразование, морфологию и синтаксис. Но лексикология была поставлена им на первое место, поскольку на уровне лексики этот принцип заявляет о себе в наиболее яркой форме. Вот почему главное внимание в грамматических трудах Л.Вайсгербера уделялось полям лексическим, а не словообразовательным, морфологическим или синтаксическим. Мы найдем в них анализ и поля количества, и поля "голосов" животных (рычать, мяукать, щебетать и т.п.), и поля мастей лошадей, и поля обоняния, и поля вкуса, и поля стирки и мытья и др., но излюбленными для него были поля цвета и родства. Их анализ проходит чуть ли не через все его научное наследие.

Описание лексических полей имело у Л.Вайсгербера идиоэтническую сверхзадачу. Оно было направлено на подтвержение национального своеобразия той или иной языковой картины мира и на указание ее неминуемого воздействия на познавательную деятельность ее носителей. С данной точки зрения и следует воспринимать многочисленные пассажи в его книгах, подобных этому: "Ведь словарь какого-либо языка располагает запасом слов для каждой области жизни. Это означает, что переработка этой области проходила под определенным количеством точек зрения и должна соответственно тем же образом заново предприниматься каждым, кто изучает этот язык. Предположим, к примеру, что некий язык имеет десять названий цветов; тогда в языке присутствуют не только эти десять имен цветов, но и десять относящихся к ним понятий; ведь весь цветовой спектр разделен на эти десять слов, и всякий, изучающий этот язык, вынужден воспринять это членение и повторить его для себя. Не являются тогда эти десять понятий точно такими же надличностными действенностями, как и те десять имен? Если бы в этом языке было двадцать цветовых слов, то каждый, кто изучал бы этот язык, был бы поневоле вынужден вместе с двадцатью названиями цветов усваивать и двадцать цветовых понятий, с помощью которых он квалифицировал бы свои ощущения. Или же: в некоем языке имеются двенадцать слов, описывающих отношения родства; это означает, что с помощью данных обозначений весь круг родственников понятийно расчленяется совершенно определенным образом; всякий, кто врастает в этот язык, вынужден строить свое видение мира в соответствии с этим предначертанным в родном языке способом" (8;74).

Структурная асимметричность между однотипными полями имеет место не только между разными языками, но и между разными периодами в истории одного и того же языка. Так, Л.Вайсгербер обнаружил, что в средневерхнемецком, в отличие от современного немецкого, имелись специальные лексемы для обозначения брата матери (oheim), брата отца (vetere), сестры матери (muome) и сестры отца (base). В дальнейшей истории немецкого языка данный фрагмент лексического поля родства был разрушен. На его месте появились французские заимствования Onkel "дядя" и Tante "тетя", которые, однако, расчленяют описываемую область родства с меньшей дифференцированностью, чем это было в средневерхненемецком.

Лексикология, построенная на основе принципа системноязыкового поля, выступает в грамматике Л.Вайсгербера, которую он назвал "ориентированной на содержание" (inhaltbezogene), в качестве ведущей дисциплины. Другие её дисциплины (словообразование, морфология и синтаксис) построены в ней по аналогии с лексикологией (см. подр.: Inhaltbezogene grammatik в лингвистической системе Л.Вайсгербера // http://www.islu.irk.ru/danilenko).

В.Матезиус избрал иной путь для органичного введения ле-сикологии в состав грамматики. Он исходил здесь из ономасиологического ("функционального") подхода. По его глубокому убеждению, в основе дисциплинарной структуры грамматики должна лежать периодизация речевой деятельности говорящего, направленная на построение нового предложения. Именно в такой периодизации он видел системообразующее начало в решении вопроса о дисциплинарной структуре грамматики. В самых общих чертах он поделил фразообразовательную деятельность говорящего на два акта. Он писал: "Один из этих актов (номинативный. - В. Д.) заключается в том, что из конкретной или абстрактной действительности отбираются отрезки с той целью, чтобы, во-первых, именно на них сосредоточилось внимание будущего говорящего и, во-вторых, чтобы их удалось закрепить словарным составом языка, о котором идет речь. Второй (синтаксический - В.Д.) акт состоит в том, что языковые знаки, обозначающие отобранный отрезки действительности, вступают во взаимодействие друг с другом, в результате чего образуется органическое целое - предложение" (9;227). И далее читаем: "Если мы хотим дать полный и органический анализ системы выразительных средств, именуемой языком, то, несомненно, лучше всего это можно сделать на базе указанных основных актов" (там же).

Основы своей ономасиологической грамматики В. Матезиус изложил в книге, опубликованной уже после смерти ее автора (6). Эту книгу можно рассматривать как блестящий вариант ономасиологической грамматики, построенной на выделении oсновных фразообразовательных операций говорящего. Первый акт фразообразования рассматривался её автором как предмет ономатологии, а второй - синтаксиса. В ономатологический раздел своей грамматики в свою очередь он включил три дисциплины - лексикологию, словообразование и морфологию.

Если мы, вслед за В.Матезиусом, будем исходить из речевой деятельности говорящего, направленной на построение нового слова и нового предложения, то общее представление о дисциплинарной структуре грамматики можно изобразить так:

В состав грамматики включается словообразование и фразообразование. Первая из этих дисциплин исследует вопросы, связанные с созданием новых слов, а другая - с созданием новых предложений. В состав фразообразования в свою очередь включаются лексикология, морфология и синтаксис. Первая из этих дисциплин направлена на изучение лексического периода фразообразования, состоящего в отборе лексем для создаваемого предложения. Морфология исследует проблемы, связанные с новым периодом фразообразования, в процессе которого осуществляется перевод лексических форм слова (лексем), отобранных говорящим в первый период фразообразования, в его морфологические формы. Синтаксис, наконец, изучает заключительный период фразообразования, резуль-татом которого является готовое предложение.

В предложенной мною дисциплинарной структуре грамматики лексикология находит вполне органическое место: она связана с тем периодом в деятельности говорящего, когда он лишь отбирает слова для создаваемого предложения. Он отбирает их в грамматически исходной (лексической) форме (заяц, бежать, поляна). Пропущенное через горнило морфологизации и синтаксизации, создаваемое предложение становится сформированным (Заяц бежит по поляне).

Если мы будем исходить из данного представления о дисциплинарной структуре грамматики, вопрос об исключении лексикологии из грамматики выглядит нелепым. В самом деле, предметом лексикологии является лексика, которая и выступает в акте фразообразования в качестве строительного материала для создаваемого предложения. Можем ли мы построить хоть одно предложение без лексического материала? Не можем. Можем ли мы в таком случае исключать лексикологию из грамматики, если в её предметную область входит предложение? Не можем. А между тем лексикология в общепринятом мнении и до сих пор остаётся противопоставленной грамматике.

Подобная ситуация наводит нас на такие параллели: изучать предложение, предварительно опустошив его от его лексического материала (т.е. игнорируя первый, лексический, период в построении нового предложения) - всё равно, что при оценке той или иной пищи не принимать во внимание продукты, из которых она приготовлена; всё равно, что при выборе той или иной одежды, игнорировать вид ткани, из которой она сшита; всё равно, что при описании того или иного жилища считать излишним учитывать вид материала (дерево, кирпич и т.п.), из которого оно построено. Подобные параллели можно было бы и продолжить, но уже и этих достаточно, чтобы понять, что в нашей науке сохраняется нелепая ситуация, которая позволяет выбрасывать из грамматики её самую что ни на есть органичную часть - лексикологию.

В русском языкознании на сохранение ситуации, о которой идёт речь, оказали решающее влияние, по крайней мере, два его выдающихся представителя - Лев Владимирович Щерба и Виктор Владимирович Виноградов. В своё время последний так отреагировал на попытку Ивана Ивановича Мещанинова присвоить лексикологии грамматический статус: "Сама по себе мысль о тесной связи грамматики и словаря не нова" (10;5). Между тем И.И.Мещанинов говорил вовсе не о "тесной связи грамматики и словаря", а о полном включении лексикологии в грамматику. Он был против изъятия лексикологии из грамматики. Вот его слова по этому поводу: "Учение о слове, выделяемое в особый отдел (лексикология), не может быть изъято из грамматического очерка. Нельзя учение о формальной стороне слова с его значимыми частями (морфемами) отделять от учения о значимости самого слова... Изъятие лексикологии из грамматического очерка вредно отражается и на историческом понимании языковых категорий" (там же).

В решении вопроса о грамматическом статусе лексикологии В.В.Виноградов прочно усвоил взгляды на сей счёт своего учителя - Л.В.Щербы. Последний был против включения лексикологии в грамматику. Вот на каких основаниях Л.В.Щерба противопоставлял грамматику и лексику (словарь):

1. Грамматика содержит правила использования тех или иных лексических единиц в речи, тогда как лексика представляет собою "систему слов", к которой такого рода правила применяются (11;327),

2. Грамматика содержит "строевые элементы языка", а лексика - "знаменательные" (там же. - С.328);

3. "Грамматическое" относится к "лексическому" как "типовое" к "единичному".

Последнему из этих противопоставлений Л.В.Щерба придавал решающее значение. Он писал: "Принимая во внимание единичность лексических элементов, т.е. слов, и применимость правил о словообразовании и словоизменении ко многим словам, можно противополагать лексическое грамматическому как единичное - типовому... Спряжение... глагола "варить" в том же ("настоящем-будущем" - В.Д.) оказывается типовым, поскольку по этому типу спрягается бесконечное число глаголов русского языка... Спряжение же глагола "дать" надо специально выучить, как специфическое свойство этого слова. Первое - дело грамматики, второе - дело словаря и его статьи о слове "дать" (там же. - С.331).

Итак, по Л.В.Щербе выходит, что в грамматике должны рассматриваться только те правила, которые применяются к употреблению множества лексических единиц, а исключения из правил должны помещаться в словарях. "Сущность грамматики, - утверждал ученый, - состоит только в общих правилах, все же исключения относятся к лексике" (там же. - С.155)

Что же мы обнаруживаем в приведенных рассуждениях Л.В.Щербы о противопоставлении грамматики и "словаря"? Эти рассуждения справедливы лишь в той мере, в какой речь идет о соотношении грамматики с лексикографией, но не о соотношении грамматики с лексикологией. Действительно, лексикография - это наука о теории и практике составления словарей - в том числе и лексических (толковых). В словарях, действительно, мы имеем дело с единичными фактами. Но причем здесь лексикология? Это другая наука. Она изучает не единичные факты языка, а типовые - например, полисемию, синонимию и т.д. По этой логике она должна попасть в состав грамматики. Почему же Л.В.Щерба исключил её из грамматики? Ответ напрашивается сам собой: он не проводил границы между лексикографией и лексикологией - по крайней мере, мы обнаруживаем это в только что приведенных его рассуждениях. Он противопоставлял в них не грамматику и лексикологию, грамматику и лексикографию, а точнее - их предметы исследования. В этом случае, действительно, "лексическое" и "грамматическое" оказывается противопоставленными друг другу как "единичное" "типовому". Чрезмерное сближение лексикологии с лексикографией, в конечном счете, помешало русскому ученому включить в число грамматических наук лексикологию. В этом числе оказались фонетика, словообразование, морфология и синтаксис. Данная дисциплинарная структура грамматики и вошла в советские академические грамматики русского языка 1953-1954, 1970 и 1980 гг.

Между тем на протяжении многих лет я стремился в своих работах указать на подлинное место лексикологии в кругу грамматических наук. В рамках фразообразования она предшествует морфологии, поскольку лексический период в построении нового предложения предшествует морфологическому (см., напр., 12;272-287).

ЛИТЕРАТУРА 

1.Даниленко В.П. Ономасиологическое направление в грамматике. - Иркутск, 1990.

2.Даниленко В.П. Общее языкознание. Курс лекций. 2-е изд. - Иркутск, 2003.

3.Даниленко В.П. Дисциплинарная структура грамматики // Филологические науки, 1992, ╧ 3. - С.68-78.

4.Бодуэн де Куртенэ И.А. Языкознание, или лингвистика, XIX века // Хресто-матия по истории русского языкознания / Сост. Ф.М.Березин. - М., 1973.

5.Бодуэн де Куртенэ И.А. Языкознание, или лингвистика, XIX века // Хресто-матия по истории русского языкознания / Сост. Ф.М.Березин. - М., 1973.

6.Мathesius V. Obsahovy rozbor soucasne anglictiny na zaklade obecne lingvistickem. Praha, 1961.

7.Weisgerber L. Grundzuge einer inhaltbezogenen Grammatik. - Dusseldorf, 1962.

8.Вайсгербер Л. Родной язык и формирование духа. - М., 1993.

9.Матезиус В. О системном грамматическом анализе // Пражский лингвисти-ческий кружок / Под ред. Н. А. Кондрашова. М., 1967.

10.Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. - М.-Л., 1947.

11. Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность.-Л., 1974.

12. Даниленко В.П. История русского языкознания. 2-е изд. - Иркутск, 2003.

© Valery Vron 2002